Шпаргалка: Восковая персона. Краткий пересказ восковая персона тынянов по главам

На цоколе надгробного памятника Петра I видна (если склониться) надпись: «Создателю города Санкт-Петербурга от итальянского скульптора Карло Растрелли и русского художника Михаила Шемякина. Отлито в Нью-Йорке в 1991 году». Бронзовая персона обращена к прямо перед ней возвышающемуся собору Петра и Павла, где покоится прах императора. Восковая персона Растрелли когда-то обитала в Кунсткамере, затем перешла в Эрмитаж. Персона на то и персона, чтобы не сидеть на одном месте (лат. persona - «маска, личина», «театральная роль, характер», «житейская роль, положение», «личность, лицо»). При жизни и после смерти Петр перемещает и перемещается - при жизни переносит столицу (так же легко, как бродячие артисты переезжают из одного места в другое), не копирует старую, но строит новую на пустом месте, становится режиссером совершенно нового действа, в котором новое все - и сценарий, и декорации, и артисты; после его смерти (как, впрочем, и сейчас) в Петербурге слышно как скачет Медный всадник.

Надгробие Петра I работы Шемякина при внешней его статичности оказывается в заданном самим императором ритме переходов и метаморфоз. Восковая и бронзовая Персоны похожи так, как похожи Жизнь и Смерть. Персона Растрелли, наверное, тепла, как бы жива, но мы знаем, что это лик смерти, притворяющейся жизнью (сама возможность ее сопоставления с живым существом усиливает ощущение мертвенности 1). Персона Шемякина с ее голым черепом и холодом металла есть persona смерти. Однако не случайно обе Персоны так похожи; «вторичность» художника по отношению к работе своего предшественника-скульптора провокационна, придает новый смысл древнему противопоставлению живого и мертвого, мифологическим представлениям об оживании мертвого подобия и превращении живого существа в неподвижный образ.

В начале повести Юри Тынянова «Восковая персона» Растрелли объясняет Меньшикову, почему необходимо изготовить восковую копию Петра. При этом он ссылается на портрет покойного короля Луи Четырнадцатого, сделанный Антоном Бенуа: «Одет он в кружева, и есть способ, чтобы он вскакивал и показывал рукой благоволение посетителям...». Восковое изображение Людовика является бюстом короля, а потому не может, конечно, «вскакивать». Персона Растрелли должна была участвовать в похоронном ритуале императора, поэтому «неточность» скульптора своего рода déjà vu, когда рассказ о портрете Луи становится и рассказом о своем замысле, в который, возможно, вплетается «воспоминание» о греческих ритуалах, во время которых богов и героев представляли как живые актеры, так и статуи-автоматы, передвигавшиеся на колесницах и в паланкинах (при этом установление полнейшей эквивалентности между восковой персоной и телом умершего было важнейшей частью похоронного ритуала).

Маска, в точности повторяющая лицо, как бы не есть маска, для древних она - само лицо. Восковой или гипсовый слепок с лица, использовавшийся в похоронных церемониях еще в Древнем Риме (о чем, кстати, упоминает в повести Тынянов), не рассматривался римлянами как нечто отличающееся от самого умершего. Посмертная маска генетически связана с восковой печатью, при этом римляне не видели разницы между отпечатком и самой печатью. Как указывает Флоранс Дюпон, «слово imago в равной мере обозначает отпечаток в воске и саму печать - и вогнутую, и выпуклую формы» 2.

Портрет Луи, в описании Растрелли-Тынянова, это портрет монстра: "… Рот у него женский; нос как у орла клюв; но нижняя губа сильна и знатный подбородок". Сохранились свидетельства - портрет работы Бенуа современники называли «монструозной головой».

Вот как Тынянов описывает работу самого Растрелли: «И он прошелся теплым пальцем у крайнего рубезка и стер губодергу, рот стал, как при жизни, гордый рот, который означает в лице мысль и учение, и губы, означающие духовную хвалу. <...> И широкий краткий нос он выгнул еще более, и нос стал чуткий, чующий постижение добра. Узловатые уши он поострил, и уши, прилегающие плотно к височной кости, стали выражать хотение и тяжесть».

За работой Растрелли наблюдает его ученик Лежандр: «Лежандр смотрел на мастера и учился. Но он более смотрел на мастерово лицо, чем на восковое. И он вспомнил то лицо, на которое стало походить лицо мастера: то было лицо Силеново, на фонтанах, работы Растрелли же. Это лицо из бронзы было спокойное, равнодушное, и сквозь открытый рот лилась беспрестанно вода, - так изобразил граф Растрелли крайнее сладострастие Силена. И теперь точно так же рот мастера был открыт, слюна текла по углам губ, и глаза его застлало крайним равнодушием и как бы непомерной гордостью. И он поднял восковую голову, посмотрел на нее. И вдруг нижняя губа его шлепнула, он поцеловал ту голову в бледные еще губы и заплакал».

В процессе работы над маской Петра сама голова Растрелли претерпевает метаморфозу. В глазах Лежандра она неожиданно начинает обретать сходство с лицом Силена, собственно с Силеновой маской. Это превращение Растрелли в маску создает очевидную зеркальность ситуации, особенно красноречиво проявленную в сцене странного поцелуя.

Как замечает М. Ямпольский, описание строится так, чтобы соприкоснулись губы не скульптора и «персоны», а собственно фонтанного Силена и маски Петра. В этом удивительном жесте маска как будто отражается в маске. Эта зеркальность подчеркивается тем, что сам ваятель отчасти преобразует Петра в сатира (то есть в Силена же) - «поострил уши» (заостренные уши - один из признаков сатира).

Балтрушайтис пишет об анаморфном портрете английского короля Карла I: «В центре горизонтально расположенной картинки находится череп. Обезглавленный в 1649 году суверен возникает над ним при установке цилиндрического зеркала. Когда зеркало убирают, он исчезает, обнаруживая черты своего скелета» Оборачиваемость изображений монарха и черепа связана как с трагической судьбой Карла I, так и с традиционным мотивом vanitas тщеславия. За этой оборачиваемостью ликов смерти и земного могущества стоит почтенная европейская традиция, согласно которой в похоронах монарха и на его надгробиях фигурировало два тела: так называемое gisant - изображение нетленной стороны царского достоинства, и transi само смертное тело, изображенное в виде разлагающегося трупа или скелета (для изготовления gisant часто использовались восковые маски, снятые с лиц покойных). Монаршее тело в похоронном ритуале, сложившемся в Англии и во Франции, представало как бы раздвоенным (Эрнст Канторович говорил вообще о «двух телах короля».

Двухфигурные надгробия позволяли одновременно видеть два тела с «одним и тем же» лицом, только в первом случае это было лицо мирно спящей в блаженстве бессмертной монаршей ипостаси, а во втором лицо, подвергнутое тлению или окончательно превратившееся в череп. Сама традиция создания восковых персон монархов восходит именно к такого рода раздвоению тела и попыткам уберечь часть царского «Я» от тления.

В таких сдвоенных надгробиях маска расслаивается. Изображение трупа, обыкновенно помещавшееся под скульптурой спящего, демонстрирует трансформацию тела под воздействием смерти, его «анаморфизацию» и проступание черепа через разлагающуюся плоть. Череп может быть понят как финальный этап трансформации маски или как проявление той скрытой стадии зрения, которая здесь обозначалась как «монстр». Одновременно он демонстрирует проступание аллегории через процесс деформации. Именно поэтому череп оказывается «естественным» спутником монаршего лица в анаморфозах.

Лицо может пониматься как маска, скрывающая череп. В гравюре Ганса Себальда Бехама (Hans Sebald Beham) изображены лицо и череп в фас и профиль. Вся гравюра строится так, чтобы подчеркнуть взаимосвязь двух изображений, где либо лицо прочитывается как маска черепа, либо наоборот - череп как маска лица. В XVIXVII веках в северной Европе получает распространение мотив черепа, отраженного в зеркале. В известном портрете Ганса Бургкмайра (Hans Burgkmair) и его жены кисти Л. Фуртнагеля (1529) супружеская чета отражается в зеркале в виде пары черепов. Надпись на картине гласит: «Такими мы выглядели в жизни; в зеркале не отразится ничего кроме этого».

Иным примером может служить гравюра из анатомического трактата Герарда Блазия (Gerardus Blasius), на которой изображен глядящий в зеркало анатом. Вместо своего лица он видит отражение черепа стоящего за его спиной скелета. Череп в данном случае выполняет ту же функцию, что и Силенова маска на помпейской фреске, он является образом будущего и одновременно маской, проступающей сквозь живое лицо человека.

Зеркало, традиционно связанное с отражением видимостей, начинает работать как бы вопреки видимостям, неожиданно обнаруживая сущее, истину под видимостью.

Дионисийские маски, так же как и сцены вакхических процессии, были традиционным украшением античных саркофагов. На некоторых из них встречается мотив ребенка (Эрота), надевающего на себя маску и продевающего в рот Силеновой маски змею. Связь между змеей, зияющим мертвым ртом маски Силена и Эротом является устойчивой именно в контексте погребальных ритуалов.

Зияющему рту соответствует зияние пустых глазниц. Тынянов отмечает существенную деталь в процессе производства маски: «И он вдавил слепой глаз и глаз стал нехорош, яма, как от пули. После того они замесили воск змеиной кровью, растопили и влили в маску...»

Растрелли создал пять скульптурных изображений Петра, каждое из которых отличалось особой трактовкой глаз. Особая роль в создании несколько пугающего эффекта от взгляда Петра в конной статуе принадлежит собственно коню. Растрелли сделал огромный лошадиный глаз, напоминающий яблоко, «лягушачий» по своим очертаниям, и высверлил в нем большие радужки без зрачков. Тем самым лошадиный глаз приобретает отличие от человеческого и вместе с тем парадоксальную устремленность, почти равную устремленности взгляда императора. Эта странная, бешеная устремленность взгляда Петрова коня неожиданно делает его морду и лицо императора… похожими.

Вновь возникает уже знакомый нам барочный эффект дублирования масок, морд, лиц. Это дублирование особенно очевидно потому, что во всех случаях, идет ли речь о человеке или животном, перед нами по существу все те же маски. И маниакальная устремленность взгляда здесь играет не последнюю роль. Маска скрывает лицо, автономизируя взгляд, оставляя лишь взгляд «обнаженным». Она - не что иное, как сокрытие лика, делающее интенсивность взгляда особенно ощутимой. Тело под маской как бы отказывается быть объектом рассмотрения, оно целиком превращено в субъект, в смотрящего, потому что от тела остается лишь взгляд.

История помещения фигуры Петра в Кунсткамеру, понимаемую в XVIII в. как коллекцию уродов, прежде всего отражает непонимание русской культурой того времени самого значения императорского двойника. Историческая судьба персоны несколько отличается от версии, изложенной в повести. До 1730 года персона оставалась в мастерской скульптора, а затем была перенесена в бывший дом царевича Алексея Петровича. В повести откровенно устанавливается связь между умирающим Петром и его сыном: «Губы его задрожали, и голова стала на подушке запрометываться. Она лежала, смуглая и не горазд большая, с косыми бровями, как лежала семь лет назад голова того, широкоплечего, тоже солдатского сына, голова Алексея сына Петрова» .

Установление аналогии между Петром и Алексеем вписывается в общую стратегию повести, где император постоянно связывается с мертвецами, и чаще всего с собственными жертвами. В 1732 году персону перевезли в Кунсткамеру. Любопытно, что в Кунсткамере Петр снова попадает в компанию своего отпрыска, на сей раз внука, сына Алексея Петровича. В банке здесь содержится голова Петрова внука под этикеткой «Пуерикапут No 70». Мертвецы и уроды, которых по императорскому указу собирают в Кунсткамере, оказываются естественными соседями императора, чуть ли не его семьей.

Состав коллекции в Петровом музее обычный для того времени. Помимо чучел разнообразных редких животных, минералов и прочих традиционных экспонатов музея естественной истории, главное место здесь занимают монстры. (Чисто российским феноменом, правда, можно считать спиртование отрубленных голов, но и оно имеет прецеденты. Головы и тела казненных преступников широко использовались для изучения анатомии в Европе).

Именно уродам Тынянов отводит особую роль. В общей структуре символических симметрий они -инвертированные эквиваленты Петра и Растрелли, но они связаны и с другими персонажами на правах «зеркальных» отражений мира «нормальных» людей.

Человеческие образчики в Кунсткамере соединяли «природное» с «историческим», человеческим. Именно двойственность коллекций, установка на соединение естественной истории с просто историей позволяли, например, помещать в музеи подобного типа портреты предков и генеалогические древа. Окаменевшие рыбы и растения могли оказаться рядом с посмертной маской - тоже своего рода исторической окаменелостью. Двойственность положения монстров тоже по-своему связывает их с маской и двойником.

Этим отчасти объясняется то место, которое уроды занимают в человеческом воображении. Это место Чужого, с которым возможна идентификация. Чужого и «Я» одновременно. Жорж Батай считал, что странное чувство тревоги, которое они вселяют в наблюдателя, вызвано тем, что «монстры, точно так же, как и любые индивидуальные формы, диалектически располагаются на полюсе, противоположном геометрической регулярности, но у них это положение не может быть изменено».

Считалось, что «анаморфоза», производящая монстра, связана с силой воображения. Согласно представлениям, имевшим широкое хождение в XVIII веке, воображение было способно изменить «природную» форму ребенка и произвести на свет урода. Материнское воображение представлялось основным формообразующим фактором, а мать оказывалась похожей на художника.

Сходные взгляды питали и гипотезу о травматическом генезисе монстров Широкое распространение имело убеждение, что урод появляется на свет в результате пережитого беременной женщиной момента ужаса или увиденного страшного сна. Монстр в таком случае оказывается буквальным слепком образа зрения - воистину естественной анаморфозой. Но показательно, что этот мистический слепок видения возникает в результате случайной травмы, мгновения, некоего визуального удара, «встречи». Его формирование несет в себе черты индексальности.

В коллекциях уродов особое место всегда занимали сиамские близнецы, двуголовые чудовища и т.д. В «Восковой персоне» мотив двуголовости проведен с особой настойчивостью. В Кунсткамере хранятся две головы: Вилима Ивановича Монса и Марьи Даниловны Хаментовой. В соответствии с указом о монстрах, «драгунская вдова принесла двух младенцев, у каждого по две головы, а спинами срослись»

Петру изготовляются две маски - одна из левкоса, другая из воска, при этом двуголовость Петра оборачивается призраком монструозности всего его тела: не хватает воска на ноги. Растрелли говорит Лежандру: «Но ты [воска] прикупил мало, и теперь останемся без ног» (402).

Двуголовость монстра вводит в его тело совершенно особую симметрию, некую неожиданную геометрическую регулярность. XVIII век зачарован именно симметричными уродами Бурную полемику вызывает некий солдат, чьи органы расположены в теле с полным обращением правой и левой сторон (аналогичный персонаж описан у Дидро в «Сне Д"Аламбера» как плотник из Труа). Сам феномен такого зеркального уродства дает основание для многочисленных спекуляций. Лемери, в 1742 году специально обсуждавший это явление, предполагал, что рождение монстра можно понять, если обнаружить некий механизм переноса внутренней симметрии человеческого тела вовне.

Патрик Торт так излагает его аргументацию: «Левая рука подобна зеркальному отражению правой, и эта симметрия лежит в основе тела, притом что зеркало располагается внутри и по центру. Но когда зеркало экстравертируется, то человек обнаруживает, как в перевернутом организме солдата, неистребимое различие, иное тело, которое в силу своих жизненных проявлений и функций то же самое»

Лемери специально останавливается на уродстве как явлении, возникающем от нарушения зеркальных осей и симметрий. Монстры, в его представлении, возникают оттого, что правая и левая рука меняются местами, оттого, что человек наделяется двумя левыми или двумя правыми руками.

Различие возникает не просто как некое фантастическое искажение, как гротеск - плод безудержной фантазии природы или человеческого воображения, но в результате зеркального отражения, обращения симметрий, подобного тому, что порождается печатью, отливкой и т. п. Зеркально обращенное зрение -само по себе монструозно. Монстры начинают связываться с такими видами изображений, которые подвергаются аналогичным деформациям в процессе своего изготовления. Между двуглавыми монстрами средневековой орнаменталистики, чудовищами кунсткамер и восковыми персонами устанавливается странная эквивалентность.

Список литературы

1. Лотман Ю. М. Куклы в системе культуры // Лотман Ю. М. Избранные статьи: в 3-х томах. Таллинн, 1992. Т. 1, с. 378.

2. Цит. по: Ямпольский М. Демон и Лабиринт. М., 1996, с.214 (В книге Михаила Ямпольского, в главе «Маска, анаморфоза и монстр», содержится превосходный анализ повести Тынянова «Восковая персона»; выше публикуются фрагменты этой работы).

где найти краткое содержание Юрий Тынянов. Восковая персона? помогите, срочно над!! и получил лучший ответ

Ответ от ((((*FOX*))))[новичек]

В начале повести Юрия Тынянова "Восковая персона" Растрелли объясняет Меньшикову, почему необходимо изготовить восковую копию Петра. При этом он ссылается на портрет покойного короля Луи Четырнадцатого, сделанный Антоном Бенуа: "Одет он в кружева, и есть способ, чтобы он вскакивал и показывал рукой благоволение посетителям... ". Восковое изображение Людовика является бюстом короля, а потому не может, конечно, "вскакивать". Персона Растрелли должна была участвовать в похоронном ритуале императора, поэтому "неточность" скульптора своего рода déjà vu, когда рассказ о портрете Луи становится и рассказом о своем замысле, в который, возможно, вплетается "воспоминание" о греческих ритуалах, во время которых богов и героев представляли как живые актеры, так и статуи-автоматы, передвигавшиеся на колесницах и в паланкинах (при этом установление полнейшей эквивалентности между восковой персоной и телом умершего было важнейшей частью похоронного ритуала

Ответ от татьяна апушкина [новичек]
а кто может скинуть краткое содержание восковой персоны юрия тынянова ПО ГЛАВАМ?

События романа происходят в петровскую эпоху, а герой сам Петр Великий. Вот только это конец блестящей эпохи, самодержец здесь уже болен и немощен. Страдает Петр не столько от болезни, но из-за ощущения незаконченности своего царского дела. И ещё от того, что приближенные оказались обманщиками. Петра мучают сны, воспоминания и мысли.

Роман показывает, насколько тяжела ноша царствовать, какой это труд – управлять, брать ответственность за судьбы страны, жизни множества людей. Этот исторический роман помогает лучше понять психологию эпохи.

Начинается первая же глава с заявления, что государь умирает. И умирает тяжело. Конечно, печалит Петра то, что он не оставил наследника – по крови. А также тот факт, что нет толкового, проверенного, верного человека, которому просто можно было бы доверить управление. Даны не самые благоприятные портреты персонажей: Меньшиков, Ягужинский…

В третьей главе Петр умирает, начинается суета по поводу похорон и траура, но главное – неизвестен наследник трона. Появляется «восковая персона». Это означает, что Растрелли делает с покойного Петра посмертную маску. Далее создают ростовую куклу из воска, которую из-за сходства с умершим все боятся. Но боятся не призрака, а великого человека, которого никогда не понимали. Её отвозят подальше – в Кунсткамеру, любимое «детище» и забава Петра. И, кажется, что дальше люди, даже высокопоставленные, идут к истукану за советом… А взявшая власть царица сама под властью своих фаворитов, каждый из которых только стремится украсть из казны как можно больше. В последней шестой главе празднуют окончание траура по Петру. А в стране начинается кровавая эпоха дворцовых переворотов.

Роман написан стилизованным языком эпохи, хорошо воссоздает атмосферу того тяжелого времени.

Картинка или рисунок Восковая персона

Другие пересказы и отзывы для читательского дневника

• Краткое содержание Бунин Окаянные дни

  «Окаянные дни» были написаны Буниным в 1918 году в виде дневника, в котором велись учетные записи. Именно в них и были употреблены все случаи, произошедшие в те года, которые изменили жизнь многих людей в России.

• Краткое содержание Шукшин Волки!

  Рассказ «Волки» сталкивает в экстремальной двух героев: тестя и зятя. У них нет друг к другу симпатии. Они вечно посмеиваются друг над другом, критикуют друг друга, но ради женщины, которая их связала, сохраняют мир.

• Краткое содержание Детство Максима Горького (кратко и по главам)

  Алексей рано потерял отца, мать практически сразу после похорон мужа пропала, и мальчик воспитывался дедом и бабушкой. Физические наказания, скандалы и драки в семье, жестокость и жадность дедушки

• Краткое содержание Филиппок Толстого

  Основным персонажем произведения, названного писателем былью, является маленький мальчик, называемый всеми ласковым именем Филипок.

• Краткое содержание Погодин Дубравка

  На берегу Черного моря, среди живописных гор, живет девочка-подросток с красивым и необычным именем Дубравка. Она отличается насмешливостью, независимостью, безрассудной смелостью.

Ещё в четверг царь Пётр пил и гулял, а сегодня он кричал от боли и умирал. Петербург строился, каналы были недоделаны. Пётр умирал «посреди трудов неоконченных» и не знал, на кого оставить устройство государства, ту науку великую, которую сам начал.

Сестру Пётр выгнал - «она была хитра и зла». Бывшую жену, монахиню, глупую бабу, он не выносил, упрямого сына погубил, а его любимец Данилыч оказался вором. Да и любимая жена Катя, судя по доносу, готовила мужу «особого состава питьецо». Но когда она склонялась над Петром, тот затихал.

Тем временем Александр Данилыч Меньшиков сидел в своих покоях и ждал, когда Пётр призовёт его к ответу. Светлейший князь был жаден, он любил, чтобы у него было много земель, домов, холопов, но больше всего Данилыч любил брать взятки. Дома и земли в горсти не зажмёшь, а взятка - вот она, в руке, как живая.

И Данилыч брал везде, где только было можно. Облагал мздой города и мужиков, иностранцев и королевские дворы. Оформлял подряды на чужое имя, поставлял для армии гнилое сукно, обирал казну.

Он любил, чтоб всё огнём горело в руках, чтоб всего было много и всё было самое наилучшее, чтобы всё было стройно и бережно.

По ночам Данилыч не спал, считал прибыль. С женой он говорить не мог - уж больно глупа, - поэтому шёл к свояченице, с которой разговаривал «и так, и сяк, аж до самого утра», не считая это грехом.

Меньшиков ждал суда и боялся, что ему вырвут ноздри и отправят на каторгу. Надеялся он только на побег в Европу, куда заблаговременно перевёл крупную сумму. Уже две ночи он сидел одетый, ожидая, что его вызовут к умирающему царю.

Неожиданно к Меньшикову явился граф Растрелли, главный архитектор Петербурга. Он пришёл жаловаться на своего конкурента, художника де Каравакка, которому доверили изобразить Полтавскую битву.

Прознав, что царь Пётр при смерти, Каравакк захотел сделать его посмертную маску. От придворного врача Растрелли знал, что царь «умрёт в четыре дня». Граф заявил, что только он может изготовить хорошую маску, и рассказал о посмертной копии французского короля Людовика VIV из белого воска, которая, благодаря встроенному механизму, могла двигаться.

Впервые услыхав так явно о смерти Петра, Данилыч успокоился и позволил Растрелли делать маску. Заинтере­совался светлейший и восковой копией. Тут Меньшикова, наконец, позвали.

Петр I метался в жару и бредил. Очнувшись, он понял: «Петру Михайлову приходит конец, самый конечный и скорый». Он рассматривал рисунки на печных изразцах голландской работы и понимал, что больше никогда не увидит моря.

Пётр плакал и прощался с жизнью, со своим государством - «кораблём немалым». Он думал, что зря не казнил Данилыча и Екатерину и даже допускал её до себя. Если бы казнил, «кровь получила бы облегчение», и он мог выздороветь, а теперь «кровь пошла на низ», застоялась, и болезнь не отпускает, «и не успеть ему на тот гнилой корень топор наложить».

Вдруг на кафеле печки Пётр увидел таракана. В жизни царя «было три боязни». В детстве он боялся воды, поэтому и полюбил корабли, как защиту от больших вод. Крови он начал бояться, когда ребёнком увидел убитого дядю, но это скоро прошло, «и он стал любопытен к крови». А вот третий страх - боязнь тараканов - остался в нём навсегда.

Тараканы появились в России во время русско-турецкой кампании и распространились повсюду. С тех пор впереди царя всегда скакали курьеры и смотрели, нет ли в отведённом Петру жилье тараканов.

Пётр потянулся за туфлёй - убить таракана - и потерял сознание, а очнувшись, увидел в комнате трёх человек. Это были сенаторы, назначенные по трое дежурить в спальне умирающего царя.

А в коморке рядом со спальней сидел «небольшой человек» Алексей Мякинин и собирал донесения фискалов о Данилыче и Екатерине. Заболев, Пётр сам посадил его подле себя и велел ежедневно докладывать.

Мякинин узнал о суммах, отправленных Меньшиковым в Европу, и разнюхал кое-что о Екатерине. Но в этот день о нём забыли, даже обед не принесли. Мякинин слышал, как ходят и шуршат в спальне царя. Он поспешно разорвал бумаги, касающиеся Екатерины, а цифры записал «в необыкновенном месте».

Через час в каморку вошла царица и прогнала Мякинина. Екатерине достались его записи, в которых было немало дел про Меньшикова и господ из сената. В тот же день освободили многих каторжан, чтобы они молились о здоровье государя.

Начались большие дела: хозяин ещё говорил, но более не мог гневаться.

Данилыч велел удвоить караулы в городе, и все узнали, что царь умирает. Но в кабаке, который находился в фортине с царским орлом, об этом знали уже давно. знали там и о том, что по всей стране скупали белый воск и искали крепкий дуб для торса царской копии. Сидящие в кабаке немцы считали, что после Петра будет править Меньшиков. А вор Иван ходил и слушал.

Глава вторая

«Немалое хозяйство» кунсткамеры начиналось в Москве и занимало маленькую каморку. Потом ей выделили каменный дом при Летнем дворце в Петербурге, а после казни Алексея Петровича перевели «в Литейную часть - в Кикины палаты».

Палаты эти находились на окраине, и народ ходил туда неохотно. Тогда Пётр велел построить для кунсткамеры палаты на главной площади Петербурга, а пока они строятся, придумал угощать всякого посетителя выпивкой и закуской. Народ начал заходить в кунсткамеру чаще, иные - и по два раза в день.

В кунсткамере было большое собрание заспиртованных младенцев и уродов, как звериных, так и человечьих. Среди них была и головка ребёнка, рождённого в Петропав­ловской крепости любовницей царевича Алексея. В подвале хранились головы казнённых - царской любовницы и любовника Екатерины, но посторонние туда не допускались. Было в кунсткамере и большое собрание звериных и птичьих чучел, коллекции минералов, найденные в земле каменные «болваны», а также скелет и желудок великана.

Уродов для кунсткамеры искали по всей России и выкупали их у народа. Дороже всего ценились живые человеческие уроды. Таких при кунсткамере жило трое. Два из них были двупалыми дурачками - их руки и ноги напоминали клешни.

Третий «монстр», Яков, был самым умным. От отца ему досталась пасека, и он знал секрет изготовления белого воска. Брат Якова, Михалко, был старше его на пятнадцать лет и ушёл в солдаты ещё до его рождения.

Через двадцать лет в селе стал на постой полк. Один из солдат оказался Михалкой. Он поселился в доме хозяином, но работал по-прежнему Якков. Через некоторое время Михалка решил забрать всё хозяйство себе и продал брата в кунсткамеру, как урода. Уезжая, Яков забрал с собой деньги, накопленные тайком от матери.

В кунсткамере Яков стал истопником, потом начал показывать посетителям заспиртованные «натуралии», командовать остальными уродами и зажил «в своё удовольствие. Он знал, что после смерти тоже станет «натуралией».

Михалко вернулся домой, начал хозяйствовать, но воск у него получался тёмным. Раз мать сказала, что белый воск сейчас в цене - «царёва немка» ест его, чтобы убрать веснушки. Тогда солдат донёс на мать и вместе с ней угодил на каторгу.

Выпустили их по амнистии, когда царь заболел.

И затопило деревни, как будто каторга-Нева вышла из берегов, пошла по дорогам и вошла в деревенские улицы.

Вернувшись домой, солдат обнаружил, что дом его заняли чужие люди. Мать тут же и умерла, а солдат вернулся в Петербург.

Якову стало скучно в кунсткамере, и он решил подать прошение, чтобы отпустили его. За это он обязался бесплатно снабжать кунсткамеру уродами.

Главы третья-четвёртая

В полшестого утра, когда открывались мануфактуры и цеха, а фурманщики гасили фонари, царь Пётр умер.

Тело не успели ещё обрядить, а Меньшиков уже взял власть в свои руки. Екатерина открыла казну, и Данилыч купил верность гвардии. И тогда все поняли: императрицей станет Екатерина.

А потом начались великие рыдания по усопшему царю. Даже Меньшиков вспомнил, от кого «получал свою государ­ственную силу», и на миг вернулся в прошлое, стал Алексашкой, верным псом Петра.

Посреди этой суматохи во дворец незаметно вошёл Растрелли, изготовил посмертную маску царя и копи его рук, ног и лица из белого воска. Маска осталась во дворце, а остальное скульптор унёс к себе, в Формовальный амбар, что рядом с Литейным двором. Растрелли долго рисовал эскиз, а потом вместе с подмастерьем начал лепить копию Петра, ругаясь, что царь был очень велик и воска не хватит.

Между тем императрице Екатерине снилась её молодость. Она, Марта, выросла в деревне у шведского города Марьенбурга. В детстве доила коров, а потом её взяли в город, прислугой пастора. Сын пастора начал учить её немецкому языку, а научил совсем другому - этот язык Марта освоила в совершенстве.

Когда Марте исполнилось шестнадцать, город наполнился шведскими солдатами, и она вышла замуж за капрала, но вскоре бросила его ради лейтенанта, а от того ушла к коменданту города, и старухи называли её «малым женским словом».

Потом город взяли русские, и Марту долго учили русскому языку Шереметьев, Монс, Меньшиков и сам Пётр, для которого она «не говорила, а пела».

А понимала она только один человеческий язык, и тот язык был как дитя растущее, или листья, или сено, или девки на молодом дворе, что пели песнь.

Проснувшись, Екатерина нарядилась и отправилась рыдать над телом мужа, попутно решив приблизить к себе молоденького дворянина.

В Петербург вернулся солдат Михалко. В трактире под государ­ственным орлом он познакомился с парнем, работавшим «дураком» у трёх богатых купцов. Чтобы не платить налога, купцы притворялись слепыми нищими, а «дурак» был их поводырём. Через них солдат пристроился сторожем «на восковом дворе».

Растрелли начал собирать модель, попутно ругая безвкусное оформление царских, похорон - ему этого дела не поручили. В отместку он решил создать конную статую, «которая будет стоять сто лет».

Наконец царская копия была готова. В её тело вмонтировали деревянную болванку с тонким механизмом - теперь восковая персона сможет двигаться. Явился Ягужинский и поручил Растрелли делать детали для оформления похорон, и тот охотно согласился.

Екатерина праздновала масленицу. Её сравнивали с древними правительницами, а между собой говорили, что она «на уторы слаба... не дождалась». Ещё до похорон, во время пышного пира, императрица уединилась со своим первым избранником.

Наконец, Петра похоронили. Екатерина чувствовала себя хозяйкой, но ей очень мешала восковая персона. Она сама обрядила её в Петрову одежду, посадила в тронном зале, и не подходила близко, чтобы не срабатывал механизм, и персона не вставала - уж очень она была похожа на живого царя.

Сидит день и ночь, и когда светло и в темноте. Сидит один, и неизвестно, для чего он нужен. От него несмелость, глотать за обедом он мешает.

Наконец, было решено отправить персону в кунсткамеру, как предмет замысловатый и весьма редкий.

Из белого воска Растрелли вылепил модель конной статуи. На челе всадника - лавровый венок, а конь стоит на затейливом постаменте с амурами.

Глава пятая

Генерал-прокурор граф Павел Иванович Ягужинский, белозубый, весёлый, с зычным голосом, был первым врагом и соперником Меньшикова. Данилыч обзывал его «шпиком» и дебоширом, а дом его - кабаком. Жену свою безумную Ягужинский в монастырь сунул, а сам женился на рябой, но умной бабе. Ещё называл Меньшиков недруга своего распутником и «фарсоном» за то, что знал иностранные языки и гордился этим. Сам же Данилыч так и остался неграмотным.

Ягужинский же за вороватость величал Меньшикова «загрёбой» и «хватом». Говорил, что «нижним людям» он пакости делает, а «верхним» льстит, мечтает «в боярскую толщу пролезть» и прикарманить российскую казну, намекал на отношения Данилыча со свояченицей.

Теперь, когда Меньшиков в гору пошёл, Ягужинский сидел дома и думал, на кого можно положиться. И выходило, что нет у него сторонников, но ссылки Ягужинский не боялся, потому что за него были «нижние люди» - купцы, мастеровые, чернь, а значит не бывать Алексашке в царях.

Ночью восковую персону перевезли в кунсткамеру и посадили на помост, обитый красным сукном, под которым провели механизм - наступишь на определённое место, и персона поднимется, как живая, перстом на дверь укажет. Рядом расставили чучела любимых собак Петра и коня, на котором он в Полтавской битве участвовал.

В последующие дни Ягужинский встречался со многими людьми, в том числе и с Алексеем Мякининым, с которым долго беседовал. Потом, напившись, долго шатался по покоям, перечислял преступления Меньшикова и не знал уже теперь, «быть ли Санктпе­тербургу».

И всё не идёт с места, а кругом город сделался неверный и может запустеть к лету. Задрожит и поползёт.

И решил Ягужинский завтра же начать светлейшего тревожить, «как палкою пса», и жена его поддержала.

За последние годы Меньшиков вспоминал своё детство раза три. Отец его пёк пироги на продажу и часто приходил домой пьяный и без штанов. Всю жизнь светлейший менялся. Сначала был красив, тонок, проказлив и потасклив. Потом лет пять ходил «плотный, и осмотри­тельный, и чинный». Затем стал «лицом безобразен», жаден, забыл, кем был.

Теперь Данилыч вознёсся, стало много дорогих вещей, только радости от них не было, и свояченице он уже не мог всего сказать. Екатерину он стал называть «матерью» и был с ней жесток, мечтал стать принцем и генералис­симусом, и выдать дочь за Петрова сына - тогда он, Данилыч, станет регентом, будет править, а государыню изведёт.

В Татарском таборе - большом Петербургском рынке - солдат Михалко продавал воск и встретился с вором Иваном. Делая вид, что приценивается к товару, вор свёл солдата в кабак, выведал всё о его сторожевой работе и ушёл, ничего не купив.

Ягужинский подрался «с обнажением шпаг» с Меньшиковым, и от него все отвернулись. Тогда Павел Иванович напился, собрал компанию и пошёл «шумствовать» и куролесить по Петербургу. Компания прокатилась по городу и добралась до кунсткамеры.

Живая птица влетела в куншткамору, дикая, площадная, толстая, в голубом шёлку, и со звездою, и при шпаге, и это был человек, и он не шёл, он летел.

Все разошлись смотреть «натуралиев», а Ягужинский добрался до портретной палаты, где сидела восковая персона, и та встала перед ним. И Павел Иванович стал жаловаться персоне на бесчинства Данилыча, а шестипалый Яков был здесь же и всё слышал.

Меньшиков был зол на Ягужинского, но класть его на плаху всё же не хотел. Услыхав о кунсткамере, он поехал туда. Под его взглядом Яков рассказал всё, что запомнил, хотя сначала говорить не хотел. А потом персона встала перед Данилычем, и тот в испуге убежал.

Ночью Ягужинский читал свой гороскоп, по которому выходила ему победа, и вспоминал о любимой женщине - гладкой, чванной шляхтянке из Вены. В ту же ночь солдата Михалку огрели по голове и вскрыли амбар с казной. Меньшиков же в это время планировал сослать Ягужинского в Сибирь, уехать на отдых в своё поместье и призвать туда государыню. А шестипалого, который много знал, он велел убить и заспиртовать.

Глава шестая

Утром горожан разбудили пушечные залпы - это били тревогу из-за пожара. Всё зашевелилось. Литейный двор, где хранились «бомбенные припасы», оградили войлочными щитами и парусами. На огонь бежали воры - тащить, что придётся, и было непонятно, где горит.

Наконец, всем показалось, что горит Литейная часть, и оградили её парусами, чтобы ветер не раздувал огонь.

И храбрые скакали вперёд, а трусы ударялись назад. И было много и тех и других.

Растрелли испугался, но, увидев паруса, решил, что это «военные и морские репетиции» и спокойно вернулся домой.

В кунсткамере тоже началась паника. Восполь­зо­вавшись ею, Яков взял свой пояс с деньгами, надел рукавицы, чтобы спрятать шестипалые руки, и сбежал. А Екатерина смеялась «до упаду и до задирания ног» - паника в городе была её первоап­рельской шуткой. Уже две недели прошло, как похоронили Петра, и императрица веселилась.

Яков пошатался по Петербургу, купил новую одежду, побрился у цирюльника и совершенно преобразился. Проходя мимо пыточной площадки, он увидел, как наказывают провинившегося солдата, узнал в нём своего брата и прошёл мимо, «как свет проходит сквозь стекло».

Утром Меньшиков нарядился и отправился к императрице, думая решить с ней судьбу Ягужинского. Но, приехав, светлейший увидел Павла Ивановича, который шутил и смешил Екатерину с царевной Елизаветой - это умная жена помирила Ягужинского с императрицей. Екатерина заставила недругов пожать друг другу руки и поцеловаться. Теперь Меньшиков возмечтал сослать Ягужинского не в Сибирь, а послом в какую-нибудь землю «поплоше, но только подальше».

Потом оба плясали, но Меньшиков выглядел постаревшим, а Ягужинский не чувствовал себя победителем. Так кончился вечер 2 апреля 1725 года.

В кунсткамере «выбыли две натуралии» - младенец, рождённый любовницей царевича Алексея, и шестипалый урод Яков. Две банки со спиртами остались пустыми, и одну из них выпили двупалые дураки.

Шестипалый был ценной «натуралией», и его приказали ловить. В это время Яков сидел в кабаке и рассказывал вору Ивану, какие сокровища и камни хранятся в кунсткамере. Потом Иван позвал Якова «к башкирам, на ничьи земли», и они ушли.

Искусство и развлечения

«Восковая персона», краткое содержание: «авансцена» истории»

Это рассказ о внезапной, неожиданной кончине Петра Первого, не оставившего наследника на престоле, о мыслях и чувствах, обуревавших первых людей государства, зарившихся на власть. В повести (то же самое являет нам ее краткое содержание) "Восковая персона" Тынянов по главам представит характеры деятелей той эпохи (Екатерины, Меньшикова, Ягужинского) и воссоздаст её мрачную атмосферу.

Глава первая - умирать тяжело

«А ведь еще недавно было пито. Да, как пито!» А вот теперь он уходит. Трудно умирает государь Петр Алексеевич. Один, совсем один. Из сна, из полузабытья мечутся мысли, которые, он это осознает, уже никогда не воплотить в дела. И почему он умирает, знает: отравили, подлые, специальное именно для него готовили питьецо. Неужели среди трудов недоделанных придется умирать? И во сне приходят мысли. Труды для кого были? Для страны, для Отечества. Тяжела была эта ноша. На себе перетаскивал ее с одного трудного места на другое. Проснулся уже в ранних сумерках, один, всеми заброшенный. Лежал без мыслей, но стало светлеть. И снова появились мысли: надо бы в Сенат. В токарню бы сходить, да сам не может, но дела в нем бродят. И когда проснулся совсем, понял: приходит ему конец скорый. Прощай, море и кортик с портупеей, канаты, паруса, дело навигацкое, морской ветер. Все прощай! И ты, прощай, немалый корабль. Рушится все, что он сделал и завоевал. Он плакал, но гнева не было. Так начинается рассказ «Восковая персона». Краткое содержание первой главы его говорит о страданиях человека, болеющего душой о делах государства с «великим тщанием и радением».

Живых же одолевали дела житейские. Светлейший князь Меньшиков тосковал, что нет дел, а значит, не бегут к нему деньги. Но и было страшно перед той громадой, которая ему подвластна.

Пришел Растрелли и выпрашивал у Меньшикова возможность сделать посмертную маску с императора. Рассказ «Восковая персона» (краткое содержание) показывает и мелочные мыслишки людей, стремящихся как-то и себе отхватить «кусок».

Все, все знали, что Петр Алексеевич скоро умрет.

Глава вторая - куншткамера

Начиналось любимое детище еще в Москве, потом перевели в Санкпетерсбурк. Но народ мало заглядывал, чтобы посмотреть на уродов, плавающих в спирту. Поэтому каждому, кто приходил, стали давать водку и цукерброды. И головы тут были заспиртованные, и младенцы, и чучела зверей, и минералы, и болваны, вырытые из земли. По всей стране собирали указом и монстров, и уродов. Но не только заспиртованных, но и живых людям показывали. И были там шестипалый и двупалые уроды, прислуживали.

Глава третья - смерть

Было ни светло, ни темно, шел снег. Зазвонили - умер государь.

Глава четвертая - кому быть?

Данилыч места себе не находил, пока не решил и Сенат не убедил - быть «царству бабьему». И в это время в дом тихонько вошел господин Растрелли вместе со своим подмастерьем и пообещал императрице снять подобие полубога. Через полчаса все было закончено. Растрелли быстро поехал в амбар, где он обычно работал, растопили воск и началось…

А Екатерина спала и проснулась Мартой. Вся жизнь привиделась ей: и приемные родители, и коровы в хлеву, друг любезный Монс, истинно любезный кавалер. Совершив утренний туалет, вышла она в парадную залу и возрыдала. Но очень скоро утешилась с молодым офицером. Рассказ «Восковая персона» (краткое содержание) передает, какую пустоголовую и глупую женщину приблизил к себе и сделал императрицей Петр Великий. Она как была деревенской девкой, так ею и осталась.

Тем временем работа Растрелли кипела. Он замешивал воск со змеиной кровью, делал, переделывал, и, наконец, портрет вчерне был готов. Одновременно он был и похож, и не похож. И спустя несколько дней в палате под балдахином сидела восковая кукла, одетая в парадные коронационные одежды. Это так не понравилось Екатерине, что она велела огородить «Петра» и боялась близко подходить к нему. Так он и сидел, всеми покинутый и ненужный, пока не решили его определить в куншткамеру. Там ему место. «Восковая персона» (краткое содержание) по главам показывает, что людей, вровень с Петром, в конце жизни его не было вообще.

Глава пятая - Ягужинский и Меньшиков

Павел Иванович Ягужинский, «государево око», тосковал. Он уцелел после переворота, но был недоволен. «Чинить надзор, чтобы дело стояло и чтобы оно шло, и кого надлежит бить по рукам». Данилыча метнуло высоко, Остерман - темный человек, Апраксин - вор, Голицыны, Долгоруковы - боярская спесь, господа гвардейцы - нахлебнички. Теперь он один. Может, из Сибири вернуть Шафирова, Шаюшкина? Город может запустеть к лету. Скажут, что место болотное, и разбегутся.

Воск свезли в куншткамеру ночью. В палатах очистили большой угол и усадили. И все то - воск, не более. Зачем сделан? Для чего сидит? Глаза открыты, в окно смотрит, одетый, обутый.

Рассказ «Восковая персона» (краткое содержание) по главам опишет, как люди и боялись и не понимали Петра Алексеевича, ни живого, ни мертвого...

Александр Данилыч вознесся, а радости, азарта не было. Стал «приручать» Екатерину - уж очень хотелось править. Он стал осторожен, перестал насмехаться. «Такова ему пришлась власть».

И вот в Сенате случился скандал: и крик, и брань, и драка. Это между первыми людьми государства. Куда идти? В куншткамеру - к нему. Сняв шляпу, стал Павел Иванович Ягужинский подходить. И встал воск, и сделал рукой благоволение. Генеральный прокурор стал жаловаться, сказал, что его ждет арест, и от кого? От сына конюха! Тогда воск сел на кресло, а Павел Иванович, совсем ослабев, ушел.

Прибыл туда и Данилыч. Медленно пошел на воск, на подобие, а рука куклы указывала: вон. «Восковая персона» (краткое содержание) показывает, как Петр управлял своими подданными и после смерти: так продолжает действовать страх.

Глава шестая - городу быть

Екатерина, став императрицей, изволила развлечься на первое апреля: в разных частях города разорвались залпы. Все забегали - не пожар ли, который сметет и арсенал, и город, не наводнение ли? Екатерина Алексеевна веселилась. А что? Траур кончился. И ей было весело.

Сановито и богато оделся Меньшиков и поехал к матушке.

Вошел - отшатнулся, рядом с ней стоял Пашка Ягужинский и что-то нашептывал на ухо. И Екатерина смеялась. И поедет Павел Иванович не в Сибирь, а послом в Вену. «Он понимал, что выиграл, а победы нет».

А в куншткамере изменилось немного. Воск по-прежнему стоял, указывая на дверь. Вокруг разместилось все его, Петрово, хозяйство: собачки, лошадка Лизетта, что носила его в Полтавском сражении, попугай гвинейский.

Сложен язык, воспроизводящий лексику Петровской эпохи, которым пользуется Юрий Тынянов. «Восковая персона» (краткое содержание) воссоздает бессмысленность террора, подозрительность как основу отношений и ужас перед полным уничтожением человеческого достоинства.

Так заканчивается рассказ, который открывает повествование о начавшихся после смерти Петра дворцовых переворотах. После него на престоле остались Романовы, у которых не было ни одной капли русской крови.